В 1977 году была снята легендарная советская комедия о приключениях провинциального грузинского лётчика Мимино, который решил вернуться в большую авиацию и осуществив свою мечту, осознал, насколько сильна его любовь к родине.



Сегодня в kak_eto_sdelano мы расскажем историю создания этого фильма словами режиссера.


Приступая к очередной работе, я назвал ее «Ничего особенного». На киностудии «Мосфильм» под картину выделили деньги, но снимать историю о летчике на «кукурузнике», который пишет стихи и играет на трубе, я потом передумал. За пару месяцев до съемок поделился планами с коллегой Рустамом Ибрагимбековым. В разговоре упомянул, что до этого обсуждал похожий сюжет с Резо Габриадзе. Только там речь шла о грузинском пилоте малой авиации, который привязывает летающую колымагу на цепь с амбарным замком. В то время как сельский летчик перевозит грузы между горными селами, на других высотах проносятся лайнеры из заоблачной жизни. «Это интереснее!» - сказал Ибрагимбеков «как художник художнику». И после бессонной ночи я позвонил Габриадзе с предложением снимать по его идее.



И мы уже втроем, Резо [Габриадзе], Вика [Токарева] и я, поехали в дом творчества «Болшево» писать новый сценарий. Писать надо было быстро: времени до съемок оставалось мало. А у нас кроме вертолета, цепи, замка и Бубы Кикабидзе ничего не было. И мы почти круглосуточно в лихорадочной спешке сочиняли. (Что вертолетчика играет Кикабидзе, мы с Резо решили еще в Телави.) Второй режиссер Юра Кушнерев каждое утро приезжал к нам в Болшево и забирал то, что мы успели написать. Параллельно в Москве работала съемочная группа. По тем эпизодам, что он привозил из Болшева, надо было найти актеров, сшить на них костюмы, выбрать натуру, сделать эскизы декораций, внести изменения в смету, и еще, и еще!
К началу съемок мы кое как набросали первый вариант. А уточняли, дописывали и переписывали сценарий – во время съемок.



Я взял на себя грузинскую его часть, Габриадзе и Токарева – остальное. Заодно я заявил в Госкино, что хочу изменить название фильма. Там поинтересовались, что обозначает слово «Мимино». Объяснил, что по-грузински это «сокол». «Дурацкое слово, не будем менять», - ответили в Госкино. Но у председателя было иное мнение. Он оценивал картину с точки зрения фестивального фильма – ленту готовили к показу на Московском международном кинофестивале. Как это – назвать советскую картину «Ничего особенного»?! Утвердили «Мимино».



Между прочим.
Эпизод: встречу Мимино с адвокатом в Бутырской тюрьме написали один к одному, как это было с моей дочкой Ланочкой [дочь от первого брака Данелии, с Ириной]. Когда Ланочка окончила университет и стала адвокатом, выглядела лет на пятнадцать. А первая ее встреча с подзащитным была в Бутырской тюрьме. Когда подзащитного привел конвоир и оставил Ланочку с ним один на один (тот подзащитный был матерый рецидивист, сплошь покрытый татуировками), Ланочка от испуга забыла все, чему ее учили в институте.
– Да ты не бойся, спрашивай, – пожалел ее подзащитный.
И стал подсказывать, что она должна спросить: «Сначала спроси имя и фамилию. Потом год и место рождения…» Сцена суда, между прочим, снималась в настоящем суде – Хамовническом (в Москве).



Именно от Ланочки я узнал слова «потерпевший», «подсудимый» и, главное, «личная неприязнь». И в знак благодарности нашего адвоката, которого играла Мария Дюжева, назвали – Светлана Георгиевна, так полностью зовут мою дочку.

СЮЖЕТ. Деревенский летчик Валико Мизандари летает на маленьком вертолете, возит крестьян и кино по деревням и влюбляется в стюардессу большого белого лайнера. Приезжает в Москву. Попадает в большую авиацию, летает на лайнере по всему миру. Но понимает, что это не для него. Возвращается в деревню, где он нужен отцу, сестре, племяннику, своей собаке Зарбазану и всем, всем, всем.







Перед тем как начать съемки, мы – Анатолий Петрицкий, Борис Немечек, Кушнерев и я – прилетели в Тбилиси и поехали на машине по Грузии искать места для съемок.
Оператором на «Мимино» был Анатолий Петрицкий. (Он снял с Бондарчуком эпохальный фильм «Война и мир».)

У вертолетчика Валико Мизандари (Мимино) был пес по имени Зарбазан. («Зарбазан» по грузински «пушка».) Зарбазана привезла из Москвы дрессировщица. Это была маленькая собачка. Звали ее Чапа. Славная собачка, но я был недоволен. По Чапе видно было, что она ухоженная и домашняя. А пес Мимино должен был быть потомственной дворняжкой. Встретил я его, когда открылся перевал и мы на рассвете ехали в аэропорт. Он неторопливо трусил по улице. Невысокий, вернее, маленький, лохматый, одно ухо торчит вертикально, второе – болтается. Бородка в колючках, походка независимая. Настоящий Зарбазан! Кино есть кино.
Тут же решили: «Сейчас некогда! С хозяином объяснимся потом». Забрали пса – и увезли. А когда вернулись, выяснили, что хозяина у Зарбазана нет и никогда не было. Он с детства жил вольной жизнью. Питался в ресторане при гостинице и в хинкальной на площади Ленина. Зарбазана мы все полюбили: он был понятливый, веселый и, несмотря на солидный возраст, любил играть в футбол. Когда после съемки механики гоняли мяч, Зарбазан принимал в этом активное участие – подпрыгивал и ударял мяч носом. Иногда его даже в ворота ставили.



Когда возвращались в Москву, Зарбазана взяли с собой (он нужен нам был для съемки в декорации деревенской школы). Поселился он у директора фильма Валеры Гандрабуры. Валера и его жена обожали Зарбазана и баловали его. Жена работала в хорошем месте и кормила пса шоколадом и черной икрой. К теплой постели и деликатесам Зарбазан был не приучен. И недолго протянул. Похоронили мы его на территории «Мосфильма» (ночью, чтобы никто не видел) в яблоневом саду, который посадил Александр Довженко.



Из Омало была видна деревня Шинако со старинной маленькой церквушкой. Напрямую километра четыре-пять – не больше. Но между Омало и Шинако – ущелье. Дом Мимино я хотел снять там, и мы с Толей Петрицким на игровом вертолете слетали посмотреть. Деревня нам понравилась. Летчик Карло сказал, что больше еще одного рейса в Шинако он совершить не сможет. Керосина осталось мало – может не хватить на перелет в Телави. Электричества в деревне не было, и крестьяне все время выпрашивали у нас керосин. А поскольку они помогали нам (дали ослика, чтобы возить аппаратуру, снабжали продуктами), отказать им мы не могли.



Там же снимали эпизод с перевозкой на вертолете коровы. На этот дубль летчик не соглашался, поскольку такой трюк – нарушение правил безопасности полетов. Пилот требовал разрешения от руководства. Но в горах начальства не было, и я пошел на хитрость, сыграв на грузинском самолюбии. «Эх, надо было из Москвы летчика брать, - махнул рукой на грузинского пилота, - тут мастер нужен, ас». Уязвленный грузин подпрыгнул от возмущения: «Что ты сказал?! А я, по-твоему, – кто? Цепляй уже свою корову!».



Начали снимать в Шинако. Горцы на нас никакого внимания. Считали, что проявлять любопытство невежливо.
И собаки в Шинако были такие же тактичные. Пришли, взглянули на нас и уселись в круг неподалеку. Когда мы отсняли Зарбазана, он пошел к собакам и сел в их компанию.

Во время съемок по горам разнесся слух, что приехал сам Буба Кикабидзе, и пастухи стали приезжать, чтобы оказать уважение любимому певцу. Представьте, пастух на лошади иногда сутки добирается. И после съемок начинает угощать Бубу чачей. Отказаться нельзя. Человек столько сил и времени потратил. Начал Буба искать предлоги. Когда он говорил, что у него болит сердце или печень, ему отвечали, что чача – лучшее лекарство. Когда он говорил, что ему рано вставать и надо выспаться, пастухи говорили, что чача – это самый лучший источник энергии. Но как-то вижу: у костра два пастуха пьют чачу, а Буба – лимонад. Я присел к ним, плеснул себе в стакан, чтобы чокнуться. Хотел плеснуть и Бубе, но пастухи закричали: «Бубе не наливай! Ему нельзя!» На следующий вечер такая же картина. Утром я спросил у Бубы, как он этого добился. «Они думают, что у меня триппер. Я сказал одному по секрету».



У меня два самых любимых актера – Женя Леонов и Буба Кикабидзе. Если Женю я мог снимать во всех фильмах, то Бубу – нет. Кого бы он мог сыграть в «Афоне»? А вот в «Мимино» роль Валико Мизандари была написана специально на него.

Герой Фрунзика Мкртчяна Рубик Хачикян из фильма «Мимино» стал фигурой знаковой, и многие говорят, что это лучшая его роль в кино. А ведь упади тогда монета по другому – и его в этом фильме могло и не быть. И фильм был бы совсем другой.
Когда в Болшево мы написали все, что происходит в Грузии и наш герой прилетает в Москву, возник вопрос:
– Один живет он в номере гостиницы или с кем то?
– С кем то.
– С кем? С Леоновым или Мкртчяном?



Поселили с Мимино Леонова (эндокринолога из Свердловска). Получается интересно. Поселили Фрунзика (шофера из Ленинакана) – тоже интересно. Решили: Леонов – орел, Фрунзик – решка. Подкинули монету. Выпала решка.
И Кушнерев в этот же вечер вылетел в Ереван освобождать Мкртчяна от спектаклей.



А после «Мимино» многие его реплики цитируют и сейчас, через тридцать лет. Некоторые запомнились, потому что они смешные: «Я так хохотался!», «Ты и она не две пары в сапоге». Но есть и совершенно обычные. Во время завтрака Хачикян спрашивает Валико:

– Вы почему кефир не кушаете? Не любите?
Ну что тут запоминать? Но и эту фразу до сих пор повторяют. Уверен, если бы это сказал другой актер, не Мкртчян, эта реплика вряд ли осталась бы в памяти, даже сразу после просмотра.



Как снимали зажигательный танец Мкртчяна в гостиничном ресторане.
Пришли в ресторан «России» незадолго до закрытия, чтобы поставить аппаратуру и подготовить реквизит. Снимать планировали ночью. Но не тут-то было. Увидев Фрунзика, гулявшая там компания армян принялась угощать земляка и всю съемочную группу. Расходиться никто не собирался, пришлось снимать в «естественных» декорациях. Танцевать Фрунзик вышел в натуральном подпитии и был исполнен решимости «заткнуть за пояс» Мимино.



Чтобы «перетанцевать» Кикабидзе, Мкртчян решил сесть на шпагат и зубами поднять с пола платок, который бросала плясавшая с ним дама. После нескольких бокалов партнерша пару раз приземлялась следом за брошенным платком. Если не падала дама, то бился головой об пол Фрунзик. Я уже разрешил не поднимать злополучный платок, но упертый армянин пытался сделать по-своему и портил дубли один за другим. Тогда я шепотом попросил Кикабидзе выдернуть из-под носа у Фрунзика платок, чтобы снять, наконец, без брака. Удачный кадр больше не переснимали.



Что касается выпивки, то Мкртчян этого дела не чурался. Но на съемках был уговор две недели не пить. Прошло два дня, и Фрунзика осенило: «Так вот почему бездари выбиваются в начальники: пока таланты пьют и похмеляются, эти с утра тратят энергию на карьеру».

Песни в фильме.
Поет в фильме и выходящий в полотенце из душа Рубик-Фрунзик: веселости моменту добавляет азербайджанская мелодия «Шалахо» (народный танец) в исполнении армянина. А уж в ресторане звучат и армянская народная песня «Сирун», и грузинская «Сулико», и «Лезгинка», и песня на стихи Евгения Евтушенко «Мой пес».



Еще одна песня на слова Евгения Евтушенко и Роберта Рождественского «Приходит день, уходит день» (музыка Гии Канчели) звучит на титрах в исполнении Вахтанга Кикабидзе и сопровождает весь фильм. В кадре певец и актер поет только два куплета грузинской народной песни «Грибной дождик» (по телефону, по просьбе незнакомого грузина, скучающего по родине). А самая известная песня из «Мимино» в исполнении Вахтанга Кикабидзе – «Чито-грито, чито-маргалито» – звучит за кадром. Основную музыкальную тему о «птичке-невеличке» написал композитор Гия Канчели на стихи поэта из рода Багратиони Петра Грузинского.
Данелия измучил потомка грузинских монархов, который всё никак не мог ему угодить. В корзину ушло два десятка стихов, прежде чем режиссер услышал, наконец, то, что взяло его за душу. Интересно, что популярность песни не обрадовала композитора. Гия Канчели не считал ее достойной внимания и признавался, что вообще не писал бы эту мелодию, если бы знал, как она «прилипнет» к его имени.



Песен в фильме должно было звучать больше. Но записав все фонограммы, Кикабидзе понял, что обилие музыкальных сцен диссонирует с его немногословным героем, и посоветовал режиссеру обойтись без них. Готовую музыку без сожаления убрали.

Когда мы снимали, было очень холодно, мороз доходил до минус сорока. А костюмы выбрали летом. Буба выбрал плащ, а Фрунзик короткую курточку. Я говорил, что будет холодно.
«Они же с Кавказа, откуда у них теплые вещи?» – возражали они. Та зима была на редкость суровой. Сцену «Хачикян и Валико у Большого театра» снимали, когда было минус 36. Досталось беднягам!



На Бубу и Фрунзика смотреть было больно! Поскольку натурные сцены были в основном в центре, во время перерыва я возил их обедать к себе домой (мама вкусно кормила нас). Мы обедали и обсуждали сцену, которую сегодня предстояло еще снять. Здесь проявлялась неуемная фантазия Фрунзика. Он предлагал бесконечное множество вариантов, из которых нам оставалось только отобрать. Некоторые сцены в фильме сняты не по сценарию. Это итог маминых обедов.



Так, например, по сценарию после Большого театра, когда Мимино и Рубик заходят во двор и там нет «КамАЗа», они находят его в соседнем дворе, и на радостях Фрунзик целует машину, а поскольку мороз – губы прилипают к железу. Кстати, КрАЗ достали в съемках был для северных широт (оранжевый цвет – арктическое исполнение).



А Фрунзик придумал, что когда Мимино пошел звать милицию, Хачикян остался во дворе охранять следы. И когда во двор хочет войти человек, он угрожающе поднимает увесистый кусок льда и говорит:
– Друг, как брата прошу, не подходи! Сюда нельзя! Здесь следы!
Когда мы спускались к машине, на лестнице встретили моего ученика режиссера Виктора Крючкова, который шел ко мне. Он и сыграл прохожего.



Фрунзик придумывал и реплики своему герою. Реплик «я так думаю», «я один умный вещь скажу, только ты не обижайся» тоже не было в сценарии, это придумал Фрунзик. (Когда я говорю: «не было в сценарии», я имею в виду тот сценарий, по которому мы снимали и который все время менялся.)
Еще у него был особенный дар. Во время озвучания, если его герой на экране на секунду открывал рот (чмокал или просто шевелил губами), Фрунзик умудрялся вставить слово, всегда синхронно и всегда к месту.
Великий актер был Фрунзик Мкртчян!



Вообще то в сценарии второе место в мире занимала вода не из Дилижана, а из Ленинакана. Но Гия Канчели попросил меня (он каждое лето ездил в Дилижан в Дом творчества композиторов писать свои симфонии):
– А нельзя сделать так, чтобы этот Хачикян был не из Ленинакана, а из Дилижана?
– Нельзя.
– Почему?
– Потому что Дилижан – курорт. А Хачикян не композитор, а шофер.
– Но в Дилижане тоже шоферы есть.
На Канчели была симпатичная курточка, похожая на толстовку.
– Ты где эту куртку купил? – спросил я.
– Не помню.
– Красивая, – сказал я. – Я как раз такую ищу.
– На! – Канчели снял курточку и отдал мне. – Вымогатель!
Так Хачикян поселился в Дилижане.



На роль сотрудника московской базы номер два Нукзара Папишвили я пригласил знаменитого  Остапа – Арчила Михайловича Гомиашвили. Он согласился.
Арчил часто шутил, что я пригласил его сниматься только потому, что у него была собственная машина «Волга» и собственная дубленка.



«Слушай, друг, у тебя хорошие глаза, сразу видно, что ты хороший человек», – обращается Хачикян к парню, который стоит, заложив руки за спину рядом с милиционером у двери районного суда. – Там хороший парень погибает, помоги.
Подходит второй милиционер, они берут его под руки и ведут к «воронку». У «воронка» парень оборачивается и кричит:
– Извини, генацвале, лет через пять помогу!



Хорошего парня играл Савелий Крамаров. «Мимино» – четвертый фильм, в котором у меня снялся этот самый популярный актер. В жизни Савелий был совсем не похож на своих героев. Дисциплинированный, не курящий, не пьющий, йог. На съемки приходил всегда подготовленный. Текст знал назубок. Следил за своим здоровьем. Даже если у него была царапина, шел в поликлинику показываться врачу.
крайний фильм, в котором он у меня снялся, – «Настя». Савелий был уже гражданином Америки. После фильма «Мимино» хотел поехать в туристическую поездку, его не выпустили. Тогда он уехал из страны вообще, эмигрировал. Из всех картин, где снимался Крамаров, его вырезали. Хотели вырезать и из «Мимино», и из «Джентльменов удачи». Но я им написал, что они совершают идеологическую ошибку! «Посмотрите фильм внимательно! Крамарова там не пирожными кормят, а в „воронке“ в исправительную колонию увозят, на пять лет». И еще напомнил, что и в «Джентльменах удачи» актер Крамаров играет бандита и отщепенца.
Подействовало! Оставили все, как было.

Наш герой купил в Западном Берлине подарок для своего друга Хачикяна и хотел позвонить ему в Дилижан. На переговорном пункте ему сказали, что у них такого города в списке нет. «А Телави?» – спросил Валико. «Есть». И его соединили с Тель Авивом. Случай распорядился так, что на другом конце оказался эмигрант из Кутаиси, грузинский еврей Исаак. Исаак очень обрадовался, услышав родную речь, и стал расспрашивать, что нового в Кутаиси. Потом они с Валико в два голоса стали петь грузинскую песню. Исаак плакал. А потом, расплатившись за разговор, Валико без копейки в кармане шел пешком до аэропорта.



После разговора с Валико Исаак тут же позвонил в Телави, чтобы сообщить другу Валико – Кукушу, что зеленого крокодила для Хачикяна Валико купил. Но телавский кепочник Кукуш, которого играл великий грузинский комик Ипполит Хвичия, испугался говорить с Израилем, замахал руками и закричал: «Нет меня! Нет! Перерыв!»
И Хвичия сыграл это так, что в том месте, когда смотрели материал, стоял хохот. Даже я смеялся, что со мной на моих картинах бывает очень редко. (Этот эпизод, к сожалению, так и не вошел в фильм.)

Случай, когда телефонистка в Западном Берлине не поняла, что заказывали Телави, и соединила с грузинским евреем Исааком, был взят из жизни. Такая история произошла со вторым секретарем одного из таллиннских райкомов партии, грузином по национальности. Как-то он попросил телефонистку связать его с Телави, а та не поняла и соединила с Тель-Авивом. Был жуткий скандал, едва не выгнали из партии…

Для кинофестиваля пришлось купировать и разговор по телефону с Тель-Авивом (это не помешало картине получить главный приз). Крамолы там не было, но в свете международной обстановки (СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем) любые контакты оценивались как нежелательные. В то же время, для внутреннего показа эпизод со случайным звонком в Тель-Авив был оставлен.



Приз «Мимино» на фестивале получил. А осенью он вышел на экраны кинотеатров большим тиражом – и во всех копиях разговор с Тель Авивом был. Данелия позже выкупил у киномеханика уцелевшую фестивальную копию «без Тель-Авива» и выбросил пленку, порезав ее на мелкие кусочки.

В 1978 году Вахтанг Кикабидзе, Фрунзик Мкртчян и Георгий Данелия получили за «Мимино» Государственную премию СССР. А картину в первый же год показа посмотрели около 24,5 миллионов человек и купили 70 стран мира.



Через десятилетия после выхода фильма в героев киноленты увековечили в памятниках. Этот стоит в Дилижане (Армения), с краником откуда можно попить водички.



А этот памятник поставили в Тбилиси, автор Зураб Церетели. На грибочке Георгий Данелия.


Автор фото exler.ru
(из книги Георгия Данелия "Тостуемый пьет до дна")

Спасибо что дочитали до конца. Надеюсь, что вам было интересно!.

Оригинал взят у aslan